Андрей Богданов - Русские патриархи1589–1700 гг
Ответить на такую дерзость было нетрудно. Канцлер напомнил, что местное население выразило желание быть в российском подданстве, а Речь Посполитая по Журавинскому миру уступила все Правобережье общему врагу — Османской империи. В свою очередь, по Бахчисарайскому миру турки признали Киевщину и Запорожье владениями России. Но коли Империя считает, что ради общих интересов христианства государствам допустимо приносить подобные жертвы, — пусть покажет пример сама.
Голицын выиграл переговоры не потому, конечно, что победил в словесной дуэли (хотя он свободно говорил на латыни, немецком и польском). Мало свойственная венским дипломатам неосторожность подтверждала, что канцлер верно оценил тяжесть военного положения Империи и степень заинтересованности в военно–политическом союзе с Россией. Это дало основания убедить Вену, что Москва согласится только на равноправное сотрудничество.
15 августа 1684 г. имперские послы в Регенсбурге пошли на уступки и заключили 20–летнее перемирие с Францией, позволяющее реально сосредоточить силы на борьбе с Турцией. Посольскому приказу оставалось убедить Францию считаться с этим договором — и поехавшее в начале 1685 г. в Париж посольство С. Е. Алмазова получило от имени короля (сделанное с некоторыми оговорками) обещание соблюдать нейтралитет на Рейне. Кроме того, Голицын поддержал усилия Империи по сохранению шляхетско–магнатской конституции Польши и способствовал заключению имперско–шведско–бранденбургского договора о противодействии абсолютистским притязаниям Яна Собеского.
В самой Речи Посполитой российские и имперские дипломаты объединили усилия, чтобы склонить короля и сейм к отказу от территориальных притязаний на востоке. С этой целью Голицын даже провел в Москве неофициальные переговоры с посланником папы Иннокентия XI иезуитом Вота и сделал небольшие символические уступки папской курии, вызвавшие превеликое раздражение патриарха. В свою очередь, Ватикан (вослед Копенгагену и Вене) признал за Россией статус великой державы, а главное, использовал свое немалое влияние, склоняя Польшу к заключению Вечного мира.
Несмотря на совместный нажим московских, венских и римских представителей в Варшаве, Ян Собеский и часть магнатов упорно держались за идею реванша над Россией. Дипломаты Речи Посполитой искали союзников повсюду — даже в Молдавии, Валахии, Персии и Египте — и повсюду (не без помощи Посольского приказа) терпели провал. Даже в традиционно союзной Франции посольство Велепольского, прибывшее позже посольства Алмазова, не нашло взаимопонимания.
У короля оставалась лишь надежда на предательский сговор с Крымом, но и там позиции русской дипломатии оказались сильнее. Если Голицын добился от Турции и Крыма признания первой редакции Бахчисарайского договора, то хан в 1684 г. затянул переговоры с Речью Посполитой, способствовав поражению ее войск под Каменцем. В 1685 г. крымчаки разгромили Яна Собеского в Молдавии и предложили себя в посредники для переговоров с Турцией об условиях позорной капитуляции.
При сложившихся обстоятельствах сопротивление Речи Посполитой нормализации отношений с Россией не могло продолжаться. Несмотря на противодействие короля, сейм принял решение отправить великое посольство в Москву. Ян Собеский задержал его выезд, но в феврале 1686 г. великие и полномочные послы (в их числе канцлер литовский, с которым Голицын уже провел секретные переговоры) прибыли в российскую столицу. Дипломатическая борьба в Москве длилась семь недель, пока 21 апреля договор о Вечном мире не положил конец столетним раздорам двух славянских государств.
Польские послы, неоднократно угрожавшие хлопнуть дверью, в действительности не могли отказаться от условий Голицына. Канцлер предлагал Речи Посполитой потерянное ею Правобережье, отвоевать которое у турок было немыслимо без военного союза с Москвой (а тем более в состоянии конфликта с ней). На российской стороне оставался только Киев — и, конечно, Левобережье по границе, определенной Андрусовским договором. Зато Россия вступала в Священную лигу и начинала войну против Турции и Крыма даже большими силами, чем просили польские послы.
Весть о заключении Вечного мира вызвала бурное ликование в Речи Посполитой, Империи, Венеции и на покоренных турками христианских землях. По сведениям Посольского приказа, сам султан «зело со всем басурманством задрожал» и отменил генеральное наступление на Польшу, а крымский хан спрятался за Перекоп.
Полная победа по вопросу о единстве Киевской митрополии Не была следствием какой–то дипломатической уловки Голицына. Признание католиками власти российского митрополита над всем православным духовенством Речи Посполитой (вопреки интересам пропольских архиереев и тем паче униатов) было твердым условием канцлера, не подлежащим изменению, хотя весь договор о Вечном мире и давняя мечта князя о Священном союзе, без того висевшая на волоске, ставились этим условием под удар.
В то время когда народ ликовал, а в городах и местечках люди разных вероисповеданий отмечали известие о Вечном мире богослужениями, король при поддержке части магнатов (в число которых входили католические епископы) отказывался ратифицировать договор. Пока русские послы тщетно ожидали его во Львове, Ян Собеский вел тайные переговоры с крымским ханом, именуя его «мой дражайший друг». Голицын вынужден был отложить выступление русско–украинских войск — и оказался прав.
Пользуясь отсутствием армии устрашенного вестью о Вечном мире султана, король взял Яссы, но был окружен левым крылом Крымской орды. Пораженное болезнями, измученное голодом польское войско ценой огромных потерь прорвалось домой. Русские послы потребовали немедленной ратификации Вечного мира, объявив, что иначе они немедля покинут королевские земли.
Слыша проклятия своих солдат, укоры шляхты и осуждение большинства магнатов во главе с канцлером литовским, Ян Собеский вынужден был прибыть во Львов, но… на заседании рады 24 ноября заявил, что ему «тяжестно» подписать договор. Часть магнатов поддержала короля. Однако их дело было проиграно. Рада заявила, что «после совершения дела размышлять о нем и отрекаться невозможно». В голос рыдая и обливаясь слезами, король поставил подпись на врученном ему документе.
Теперь канцлеру Голицыну предстояло стать «генералиссимом» и начать сложнейшие военные действия против Крымского ханства и турецких крепостей на Днепре. А патриарх Иоаким, после первых восторгов о возвращении в лоно Русской православной церкви «прежде польскими кралями похищенного» изрядного «стада Христова», крепко призадумался над проблемой «чинного устроения» отвыкшей от архиерейской узды паствы.
Старинные привилегии Киевской митрополии, записанные в Наказе об избрании Гедеона, никоим образом не устраивали Иоакима. Уже при своем рукоположении в Москве Гедеон дал торжественное обещание «иметь послушание к престолу патриаршества Всероссийского царства». В противовес пункту Наказа о невмешательстве патриарха в церковные дела митрополии Иоаким в Настольной грамоте Гедеону утверждал за своим престолом право духовного надзора над новой епархией. Это подтверждал в упоминавшейся грамоте и Иерусалимский патриарх Досифей.
Очевидно было, что Иоаким не потерпит в Киевской митрополии «неединочинства с российскими митрополитами», несмотря на любое недовольство или сопротивление [461]. В 1686 г. патриарх вопреки привилегиям дал жалованную грамоту Полоцкому Богоявленскому монастырю, переведя его из подчинения Киевской митрополии в непосредственную зависимость от себя и разрешив освящать церкви в Белоруссии. На следующий год Иоаким сделал своей ставропигией Межигорский монастырь, прежде бывший ставропигией патриарха Константинопольского. В 1688 г. по просьбе архимандрита Варлаама Ясинского подсудной лишь Московскому патриарху стала Киеве–Печерская лавра. Отныне и книги ее знаменитой типографии должны были печататься под благословением патриарха. В том же году Лазарь Баранович, воспользовавшись свержением гетмана Самойловича (смененного Мазепой), бил челом царям и Иоакиму, чтобы «быть ему со всею своею епархией прямо под благословением святейшего патриарха Московского, наравне с прочими российскими архиереями». Это соответствовало взглядам Иоакима, и Барановичу была выдана искомая грамота.
Митрополит Гедеон был утеснен в правах лишь согласно желаниям представителей духовенства своей епархии. Однако в том же году Иоаким, обеспокоенный неудачным для грекофилов ходом спора о пресуществлении, вспомнил давние подозрения относительно благочестия всего украинского православия. Об этом давно писал ему патриарх Досифей, а теперь Евфимий Чудовский со товарищи подталкивали Иоакима к проверке иерархов Украины на ортодоксальность.
